Главной и до сих пор нерешённой задачей на Конференции по разоружению остается согласование ее программы работы. Многолетние усилия в этой сфере позитивного результата не принесли. Участники КР перепробовали практически все мыслимые сочетания традиционных пунктов повестки дня, но к консенсусу так и не приблизились. Причины усматриваем в объективных особенностях подходов государств-участников к вопросам обеспечения национальной и международной безопасности. Эти особенности вполне объяснимы и даже закономерны, но они не могут служить оправданием для бездействия, которое чревато полной атрофией переговорного потенциала Конференции.
Проведя в начале нынешнего года тщательный анализ положения дел, мы пришли к выводу, что выходу из тупика могло бы способствовать внесение на рассмотрение КР новой темы, которая была бы актуальной для всех государств и потому была бы способной сыграть объединяющую роль.
Так появилось на свет предложение о разработке международной конвенции по борьбе с актами химического и биологического терроризма. Хочу особо подчеркнуть, что при его выдвижении мы не преследовали никаких узконациональных целей. Мы заинтересованы в укреплении международно-правовых основ для борьбы с терроризмом в той же мере, что и любое другое государство - не больше, и не меньше. Важно акцентировать еще один момент: ради разблокирования деятельности КР на этой основе мы готовы временно не настаивать на переговорах по российскому приоритету, каковым является предотвращение размещения оружия в космосе.
Позвольте высказать признательность всем тем странам, которые благожелательно восприняли российскую инициативу. На сегодняшний день большинство государств-участников КР либо поддерживают наши предложения, либо готовы присоединиться к консенсусу по ним, если он будет складываться.
Но есть и сомневающиеся - те, кто все еще не уверен в целесообразности разработки новой конвенции. Прежде всего для них мы распространили недавно «пищу для размышлений» относительно «добавленной стоимости» российских предложений. Возможно, в скором времени внесем еще один документ на этот счет.
Для нас ситуация очевидна: в действующей системе международно-правовых норм, имеющих отношение к противодействию терроризму в химической и особенно биологической сферах, есть существенные изъяны. И это не только наше мнение. Напомню, что в своем обращении к участникам первой обзорной конференции КЗХО Гендиректор Технического секретариата ОЗХО счел необходимым подчеркнуть, что КЗХО не является антитеррористическим договором, а ОЗX0 не является антитеррористической организацией. Двумя годами ранее члены Исполнительного Совета ОЗX0 единодушно признали, что Конвенция о запрещении химоружия может вносить вклад в борьбу с терроризмом преимущественно опосредованно, через осуществление ее положений. Характерно, что созданная в рамках ОЗX0 еще в 2001 г. Рабочая группа по терроризму не смогла за 15 лет согласовать ни одной рекомендации. Надеемся, что практические результаты в ее деятельности вскоре все же появятся, но надо отдавать себе отчет в том, что здесь есть определенные лимиты, связанные с тем, что Конвенция ориентирована на государства и межгосударственные отношения, а не на те субъекты, которые принято называть негосударственными. В любом случае разработка новой конвенции и активизация деятельности упомянутой группы не противоречили бы друг другу, а играли бы взаимодополняющую роль.
Еще один пример. В 2009 г. Исполсовет ОЗХО признал, что в КЗХО не предусмотрены положения, определяющие порядок действий в конфликтных ситуациях. Если нам удастся восполнить хотя бы этот пробел через разработку новой конвенции, то одно это стало бы существенным вкладом в укрепление химической безопасности и борьбу с терроризмом. И это далеко не единственное слабое звено в антитеррористическом измерении КЗХО, которое необходимо укреплять.
Что же касается режима КБТО, то он еще в меньшей степени ориентирован на борьбу с террористическими угрозами. Приведу наиболее яркий, если не сказать вопиющий пример. КБТО запрещает производить биологическое оружие и обладать им, но в ней нет запрета на применение такого оружия. В межгосударственных отношениях данный пробел частично компенсируется наличием Женевского протокола 1925 г., но применительно к деятельности негосударственных субъектов какие-либо запреты на международном уровне отсутствуют вообще. В свете этого решится ли кто- нибудь из присутствующих в зале утверждать, что криминализация на международном уровне актов биотерроризма не имеет никакой «добавленной стоимости»?
Не можем обойти молчанием еще один принципиально важный момент. В ходе дискуссий ряд стран высказывали мнение о том, что устранить существующие пробелы было бы проще не через согласование новой конвенции, а через принятие новой резолюции СБ ООН в развитие резолюции 1540, пользуясь тем, что как раз в нынешнем году проводится ее всеобъемлющий обзор. Данный тезис, откровенно говоря, приводит нас в замешательство. Несмотря на то, что Россия стояла у истоков согласования и принятия резолюции 1540, неизменно активно участвует в работе Комитета 1540 СБ ООН и обладает довольно солидной экспертизой в этой области, мы никак не можем до конца понять, о чем здесь может идти речь. Примечательно, что авторы этого тезиса по каким-то причинам упорно уклоняются от его конкретизации. Хотя некоторые их ремарки настораживают. Не могут, в частности, не вызывать удивления звучащие порой идеи, направленные на превращение установленного резолюцией 1540 режима в подобие «глобального полицейского». Например, если до сих пор представители Комитета 1540 могли наносить визиты только по приглашению заинтересованных государств, то теперь некоторые коллеги начинают поговаривать о «посещениях без права отказа». В ОБСЕ на прошлой неделе прозвучали предложения, направленные по сути на то, чтобы сделать добровольные планы имплементаций резолюции 1540 обязательными с наделением соответствующего Комитета и, более того, некоего нового «глобального механизма координации» правом надзирать за ходом выполнения таких планов и выставлять государствам оценки.
Уместно напомнить, что резолюция 1540 по самой своей природе является нераспространенческой, но никак не антитеррористической. И противодействием терроризму в системе ООН занимается преимущественно не Комитет 1540, а совсем другие структуры. Решения о радикальном переформатировании резолюции 1540 никто не принимал. Параметры ее всеобъемлющего обзора четко прописаны в резолюции 1977, принятой в 2011 г. Они гипотетически допускают шаги по уточнению мандата соответствующего Комитета, но предполагают незыблемость положений самой резолюции 1540.
Считаем, что иные заходы способны подорвать и дискредитировать резолюцию 1540 в глазах широкого круга стран. Российская же инициатива имеет совсем иную направленность. Вместо навязывания государствам новых обязательств и довольно экзотических попыток развития норм международного права через новые резолюции СБ ООН мы предлагаем испытанный и гораздо более демократический путь. Он зиждется на достижении договоренностей путем прямых переговоров между заинтересованными государствами, готовыми добровольно объединить усилия для противодействия международному терроризму.
Некоторые партнеры, признавая необходимость разработки новой конвенции, высказываются за то, чтобы заняться этим либо в Гааге, либо в Нью-Йорке. У нас в этой связи возникает вопрос: а что, Конференция по разоружению чрезвычайно загружена какими-то другими важными делами? Что мешает разрабатывать соглашение по борьбе с актами химического и биотерроризма именно там, где были разработаны Конвенции о запрещении химического и биологического оружия? Или нам совсем безразлична судьба КР, которая вот уже 20 лет не способна выполнять свое предназначение - служить форумом для ведения переговоров? Порой складывается впечатление, что будущее других многосторонних форумов для некоторых коллег в Женеве важнее, чем выживание нашей Конференции. Перспектива начала переговоров в Женеве их, похоже, просто пугает. Хотелось бы, конечно, ошибаться на этот счет.
Возникает также вопрос, а есть ли реальная альтернатива российской инициативе? Ответ очевиден: ею может быть только продолжение «хождения по кругу» и поиск компромисса в рамках традиционной повестки дня. Но это может продолжаться бесконечно долго без каких-либо результатов вплоть до того момента, когда Конференция по разоружению прекратит существование из-за своей невостребованности. Очень хотелось бы избежать такого сценария.
Считаем важным подчеркнуть, что мы никоим образом не имеем в виду свести всю деятельность КР только к разработке новой антитеррористической конвенции. Понимаем, что о традиционных пунктах повестки дня забывать нельзя. В этой связи распространяем сегодня свои новые соображения по программе работы. Они предусматривают создание двух рабочих групп, одна из которых занималась бы переговорами по проекту конвенции, а вторая - углубленными систематическими дискуссиями по вопросам ядерного разоружения. Просили бы рассматривать это как неформальное предложение. Мы пока воздержимся от его официализации и распространения в качестве документа КР.
В заключение позвольте подтвердить, что к началу июня мы рассчитываем подготовить обновленный вариант проекта элементов конвенции, в котором будут учтены не только химические, но уже и биологические аспекты. Надеемся, что такой документ будет полезен и поможет убедить последних скептиков в необходимости согласования дополнительного соглашения по борьбе с химическими и биологическими угрозами со стороны террористов. Вместе с тем, хотели бы повторить то, о чем говорили уже не раз: ни одна делегация не способна в одиночку предложить идеальный проект такой международной договоренности. Подобное соглашение может быть только продуктом коллективных усилий всех заинтересованных государств в ходе переговоров, которые, как хотелось бы надеяться, станут возможны в недалеком будущем.